цикл стихов

*             *            *

Наша жизнь

слишком быстро становится литературой…

Быстрее,

чем закипает молоко в детской кастрюльке,

или тает лед,

упавший на пол…

Очередной день

скребется лапой в дверь,

словно бездомный пес.

И если я говорю:

«Все на продажу!», —

это не значит, что я торгуюсь.

Не значит даже, что всуе

повторяю твое имя.

Отныне

никто надо мной не властен.

Отчасти я вспомнила себя былую,

отчасти –

тоскую по себе же будущей…

Удочку

уже закинула судьба в омут жизни,

и я – попалась.

Какая малость, в сущности, нужна женщине –

расправить крылья…

А ты – в бессилье уронишь руки

и на досуге будешь вспоминать лето –

где-то на другом конце земли,

вдали от дома,

в чужом краю…

В раю.

 

*          *          *

Ты научишься читать между строк

и впрок запасать слова.

Я была права,

вытягивая из себя жилы.

Милый, это просто такая форма существования,

когда желание становится явью.

Для женщин-птиц

это вполне привычно.

 

В столичном городе все дни недели –

неизменно «пятницы».

Солнце

закатится еще нескоро, но, в конце концов,

наступят сумерки

и тогда

ты увидишь мое лицо.

Все покажется тебе вздором…

Ты утратишь точку опоры,

и тебе останется только одно –

раскинуть руки

и ни о  чем не жалеть…

 

Но это – еще надо суметь.

 

*          *           *

Кинематограф

давно перестал быть реальностью.

За дальностью расстояний

я выбираю единственный цвет –

синий,

где линий пересеченья

порождают свеченье в окнах,

где блеклые занавески, словно в отместку,

скрывают профиль точеный…

И удивленно оборачивается прохожий,

похожий на тебя не более,

чем все другие.

Такие

странные мысли

и такая легкость в движеньях,

что отраженье

не успевает за оригиналом…

Но в полнакала нельзя гореть.

Это – смерть, а не продление жизни.

Нельзя бояться.

Надо делать, что хочешь.

А ты – морочишь себе голову неизвестно чем.

Зачем?

 

*          *           *

Мне понравилось жить.

И не надо искать оправданья

ничему.

Просто – длиться в пространстве,

улыбаться во сне

и не помнить о пошлых обидах…

Просто – круг завершен

и все звезды вернулись на место.

А стихи – просто слепок…

 

(Хорошо, если он  не посмертный).

 

*           *            *

Мне казалось,

что я сказала уже все слова

и добавить к этому нечего.

Вечером

ты возьмешь в руки книгу

и прочтешь восемь строк о свойствах страсти,

о всех бегах и погонях…

Но на ладони

останется только легкий след прикосновенья…

Всего мгновенье отделяет нас друг от друга,

но оно – равноценно вечности.

Лишь по беспечности можно этого не заметить,

но все равно – мы в ответе

за все, что еще не случилось.

Так получилось

почти против нашей воли,

но противиться — бесполезно.

У Всевышнего – железная логика,

и Его решенья не подлежат обсужденью.

 

*          *           *

Нет ничего глупей,

чем превращать друзей в любовников.

Или – наоборот.

Любого с ума сведет

такой обвал эмоций и слов,

реальность снов

и – видения наяву…

 

Так в траву

прячется дождь,

так в дрожь бросает домашних

от одного взгляда:

«Не надо!

Не троньте! А то – умру!

Или – уйду!» (что еще хуже).

Уже никто не нужен,

уже захлебнулась собой,

уже чужой

становится ближе и родней

собственных  детей,

уже – перехлестывает через край…

 

Так, по дороге в рай,

вспоминают вдруг

о благих намерениях в начале пути…

Прости.

 

*           *             *

Рифмоплетенье –

самое древнее в мире искусство.

Просто – крайнее проявление

эпистолярного жанра…

Так, потерпев крушение,

сижу на берегу океана

И время от времени бросаю в него посланья…

Странные сочетанья

рождаются порой из слов.

 

Я разговариваю с рыбами, —

темными глыбами

проплывают в ночной воде

их тени.

В смятеньи

бросаются врассыпную звезды,

заметив комету…

 

Но к рассвету

все обретают свое обличье:

кто – звериное, а кто – птичье…

И прекращается колдовство.

 

*            *            *

Игуана сбросила кожу –

строже (точней – моложе)

стала зелень ее хребта.

Простота превращенья:

без смущенья

с прошлым расстаться,

улыбаться

и не возвращаться к старой коже

уже никогда.

 

*          *          *

Я ни разу –

столь откровенно и странно –

не признавалась

ни в чем.

(Ветер вздохнул горячо).

Когда пространство

так выгибает хребет –

только безумный ответит: «Нет»

искушенью,

мгновенью,

соблазну

впасть в бессвязный бред

и, задыхаясь,

вынырнуть у других берегов,

где уже нет слов,

а есть – горячечный жар кожи,

схожий с ветром пустынь…

 

Остынь…

От хамсина трескаются губы.

От простыней грубых

пахнет

духами Живанши.

 

*           *          *

Хорошо, когда есть посредник

между тобой и небом, —

не всем удается такого найти.

Наши пути пересекутся,

когда солнечный ветер

подует с юга –

тогда в испуге заплачут чайки,

застонут сосны…

В ночи беззвездной холодно одному,

потому

так манит всех солнечный парус,

но мало осталось Одиссеев на этой земле.

Где-то во мгле кромешной

неспешно

ткут их жены свое полотно…

В то время как их – тянет на дно

и возносит к небу…

Но  Одиссей там был, —

ему не дано

то, что дано тебе.

Так не перечь судьбе.

 

*            *            *

Навыки возвращаться…

За  тысячу лет

это уже – как умение находить след

в пустыне, среди текучих песков.

Отныне без слов

каждый из нас знает,

что ожидает нас впереди…

(В груди сжимается сердце,

словно птенец в горсти:

отпустить – еще рано,

а удержать – умрет…)

 

Наперечет знаю все страны,

куда зайдет шхуна.

Меня капитан зовет в Сантъяго…

Под парусом – через океан.

 

Но как найти след

в соленой воде?

Таких навыков нет.

Ни у кого.

И нигде.

 

*          *          *

Это так трудно – писать в «никуда».

Года проходят, пока идет свет

до твоей галактики.

Тысячи световых лет.

 

В математике

есть такой закон – больших чисел.

Он задает тон,

по нему выставляют время

в точке пересечения

одного измерения с другим.

Простым его не назовешь,

но в соответствии с ним

обычная ложь

становится математической погрешностью…

Пренебрежимо малой.

 

Видимо, я устала

и надо купить билет

и улететь в Сантьяго.

Где тебя не было

и нет.

 

*          *          *

Труднее всего

отвечать на простые вопросы.

Например: почему ты — здесь?

(Ведь есть множество мест

ничуть не хуже.)

Или – почему тебе нужен

именно этот (человек, путь, камень)?..

 

Веками месило время

голубую глину,

в долину стекали льды со склонов,

сезоны дождей

приходили на смену жажде…

И вот однажды

мужчина поднял с земли кусок бирюзы.

Язык камней скуп и точен.

Я ношу этот камень.

И многоточьем

могу закончить любую фразу…

 

Но еще ни разу

я не поставила точку.

 

*          *          *

Красный – цвет всепрощенья,

обращение прошлого к будущему

в прямой речи,

когда на плечи наброшен свитер

и приторный вкус крови –

просто условие,

при котором еще возможно

спасение.

Красный – умение плавать

в ледяной воде,

доверять телефону тайны

и везде, и всегда

оказываться случайно.

Красный – символ свободы.

 

Годы прошли с тех пор.

И вот – в упор

я смотрю с экрана в зал:

так странно видеть тебя в первом ряду…

(К стыду своему – я не помню,

какого цвета твои глаза.)

Тибетская бирюза стала главной

из всех тем.

Зачем

мы ходим в кино?

Ведь далеко не всем

дано

досмотреть этот фильм

и прочесть краткое:

THE END.

 

*          *          *

Это так просто –

разжать руки и отпустить…

И не просить остаться,

и смеяться вслед,

пока силуэт птичий

не растает в небесной сини…

Отныне она вернется в свою стаю.

 

Здесь – выпадет снег,

а потом – кто знает? –

я улечу в Сантьяго,

где даже бумага

зеленого цвета,

словно тибетская бирюза…

 

Мои глаза

привыкнут к соленому ветру,

и я разучусь

прятать рифмы в слова.

 

*          *           *

Это только кажется,

что кофе нельзя пить в одиночестве,

или что фраза «здесь курят»

указывает на место.

 

Чудес не бывает,

но если хочется –

в структуре стихотворения

можно отыскать знакомый профиль

(в зависимости от обстоятельств –

это может быть лев

или единорог).

И тогда между строк

возникнет движение,

изображение обретет объем

и на пустом

(как принято говорить) месте

возникнут

чашка кофе и пачка сигарет.

 

Хотя ты прекрасно знаешь,

что в природе — пустот нет.

 

*           *             *

Понять – не означает простить.

Нить, связывающая двоих,

практически невидна

невооруженным глазом,

но стоит ее нагрузить –

и сразу

она оказывается прочнее стали.

Мы узнали о себе так много,

что, строго говоря,

уже стали другими.

Просто имя – осталось тем же,

но уже режет

слух.

 

Из двух зол

выбирать не надо,

награда всегда одна: принять.

И знать, что это – и есть ответ.

 

Свет – в этой системе координат –

заменяет время,

которое течет назад.

 

*          *          *

Разочарование – просто плата

за «очи» и «чары».

Старый принцип: «Не все – злато…»

И вечный привкус утраты,

и жаль безумно растраченного впустую!..

Так – всуе –

мы прожигаем душу…

А тот, кто слушал, —

уже не помнит

(да и не понял).

А тот, кто слушал, —

был просто средством,

попыткой бегства.

Вполне случаен был этот выбор.

Он просто — выпал.

Без звука, глуше,

чем падает в песок кольцо с ключом…

А тот, кто слушал,

он – ни при чем.

 

*          *          *

Нанизывать слова, словно бисер,

и – рассыпать снова.

Давно пора спать.

Но основа игры – в ее непрерывности.

Взаимности ждать глупо.

Пусть грубая нить уже режет пальцы,

но пялится луна

сквозь шторы –

нескоро наступит рассвет.

Нет конца наважденью.

Словно хождение по канату –

это перебирание бусин.

Искусен игрок,

но и партнер – не промах.

Среди знакомых таких не сыщешь:

«один на тыщу».

(Да хоть бы и «один на сотню» –

вольготней бы не стало.

Если не каждый встречный,

уже — мало.

Если не каждый встречный,

значит просто – один.)

 

Впереди

еще много дней.

Камней несчетно перемелет время

в песок,

чтобы на волосок

приблизить конец игры…

Но до той поры – еще надо дожить!..

А как удержать нить,

если пальцы уже в крови?..

Как уловить мелодию,

что уже не слышна?..

И кому нужна эта игра,

если на вкус

бисер – всего лишь стекло?..

Даже – в игре «стеклянных бус».

 

*          *          *

«Как кровь банален бытия сюжет», —

сказал поэт, известный в узких кругах.

На свой страх

и риск впасть в сентиментальность

продолжу:

банальность – когда мужчина,

по причинам, понятным только ему,

всему упорно ищет объяснение

в теории бессознательного,

(сознательно или нет – не знаю),

не принимая

правил игры, более древней,

чем миры Зигмунда Фрейда.

 

Хотя другой,

не менее известный еврей,

уже создал теорию относительности.

 

*          *           *

Только очень искусный пловец

может войти в ту же воду –

дважды,

а остальные –

умрут от жажды в поисках брода.

Свобода выбора

дана каждому –

просто не всякий умеет его сделать

и смело

принять вызов.

 

А снизу – уже тянут пальцы

речные травы,

и нет управы на них!

Теченье

лишь на мгновенье

меня подхватит и вновь

отпустит…

 

А после – в устье реки,

среди коряг,

рыбак найдет чье-то тело

и неумело

вдруг перекрестится на ветру…

Так я умру.

 

*          *          *