Майор Балюкин

Граф для меня не был «собакой», это был — друг. Да и мои знакомые и друзья «собакой» его не считали (в смысле, что он не был «животным», а был равноправным членом коллектива). Он никогда не ходил на поводке (за исключением «официальных» ситуаций типа аэропорта, вокзала, ветклиники и т.п.) И в Москве, и в горах он просто шел рядом в ошейнике, у меня даже не было мысли, что он может кого-то укусить или броситься — не мог. Но он не был просто выдрессированной собакой, выполняющей команды хозяина. Он думал, принимал решения, совершал поступки… Все случаи «защиты хозяина» — это работа собаки без команды, именно — в последний возможный момент, когда по-другому уже было нельзя. Да и не могла я, по несколько месяцев проводившая с ним в местах, весьма отдаленных от цивилизации, контролировать каждый его шаг… Он должен был САМ принимать решения. И когда шел с нашей группой через стойбище пастухов в горах, а с двух сторон от тропы молча стояли матерые кобели (типа САО), и когда сопровождал караван вьючных лошадей по еле заметной тропе над бурлящей горной рекой, и когда оставался один в лагере (если его не могли взять на маршрут). Он должен был ладить со всеми членами команды, он охранял лагерь, но не имел права «жрать» незнакомых людей, он только контролировал ситуацию… Никто ему этого не объяснял, это было естественное поведение в предлагаемых условиях. Он был членом команды и вел себя соответственно.

Но один раз он укусил человека… Это было на Памире. Базовый лагерь — это большой «куст», где на некотором расстоянии друг от друга расположены палатки нескольких команд из разных городов. И вот на протяжении двух месяцев к нам в лагерь с завидной регулярностью приходил один и тот же человек (майор Балюкин из САВО) и каждый раз он издевался над Графом (который был всеобщим любимцем), называя его то глупым, то тупым, то еще как-нибудь, а Граф при этом лежал в тенечке и слушал. Раздражал этот майор всех нас несказанно, он доставал не только Графа, но и других членов команды своей тупостью и самовлюбленностью, но к «гостям» на востоке — особое отношение и послать его прямым текстом как-то не решались. Короче, все терпели. И вот — конец сезона. Завтра прилетит вертолет и — все. По домам. Все уже расслабились, валяются по своим палаткам (борта подняты) — жара, однако. И тут на нашей поляне появляется Балюкин и направляется к моей палатке. Граф лежит у входа в тенечке. Когда майор подошел достаточно близко, Граф предупреждающе зарычал… Я крикнула майору, чтобы он не подходил, но тот в очередной раз отмахнулся: «Что ты пугаешь меня своей глупой собакой?!» И сделал шаг в мою сторону. Это было его ошибкой. Граф прыгнул из положения лежа молча и его челюсти сомкнулись на животе Балюкина…
А теперь — представьте: жара около 40 в тени, вертолет (а это — единственная связь с внешним миром) придет в лучшем случае завтра, а у меня под ногами в пыли катается орущий мужик, зажавший двумя руками собственный живот… (Надо сказать, что Граф тут же его отпустил и лег у входа в палатку.) Трясущимися пальцами я отодрала руки майора от его живота, ожидая увидеть какой-то ужас из крови, кишок и прочих внутренностей (чего не покажется со страху в такую жару!) и обнаружила — только 4 дырки от клыков. Все-таки альпинисты — люди тренированные, а хорошо накаченный пресс просто так от позвоночника не отделишь! С трудом, но мы все-таки объяснили майору Балюкину, что его немедленная смерть от выпадения внутренних оорганов непосредственно на пыльную землю, откладывается в связи с невозможностью таковой… Майор постепенно пришел в себя, а как только обрел способность членораздельно разговаривать, заорал, то сейчас возьмет винтовку и «пристрелит эту поганую собаку». Но тут уже мужики, сбежавшиеся на крики майора, не выдержали и пообещали пристрелить его самого, если он вообще покажется им на глаза до прилета вертолета. В общем, майора нейтрализовала его же собственная команда, а мы на следующий день спокойно улетели. Это был единственный случай нападения Графа на человека. Но ни один человек за это Графа не осудил.